РАЗОРВАНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ

[Во-Аель]

Кочевали два табора по свету: один табор был богатый, а другой – бедный. И полюбил мальчик из бедного табора девочку из богатого табора. И она любила его больше жизни. Вот и решили они пожениться. Заслал паренек сватов в богатую семью. Все как по чести, как полагается у цыган, с древцами пришли сваты в шатер богача. Да только не пустил он их на порог, а древца поломал и выбросил.
– Я для своей дочери хорошего жениха найду, чтобы был он из богатого рода, а таких женихов, как ваш, мне и даром не надо.
Девушка в ногах у отца валялась, все просила пощадить ее, не разлучать с любимым человеком, да не послушал отец, а пуще того рассвирепел, схватил кнут и исхлестал дочь до полусмерти.
– До тех пор бить буду, пока все мысли об этом цыгане из тебя не выбью! – пригрозил он.
Стали девушка с парнем тайком встречаться. Что же делать? И решили они бежать. А как решили, так и сделали.
В одну из темных ночей прокрался парень в богатый табор, украл тройку лучших коней, запряг их, схватил невесту, хлестнул кнутом, и только пыль взвилась. Ускакали они. Не смогли их догнать цыгане. Лютую злобу затаил отец. Имени дочери слышать не хотел.
Так и не примирился с зятем и не пустил его в свой табор, когда пришли они с повинной.
Пришлось им в одиночку кочевать.
А что такое кочевать в одиночку, без табора? Дело это гиблое. Когда все вместе, глядишь, и легче прожить, глядишь, и поможет кто, а одним, да еще беднякам, совсем худо. Один день густо, а другой – пусто! А дело к осени было, холодать стало. Пристроились цыган с цыганкой в деревне. Сняли бедняцкую хату. Денег ни гроша, а жить на что-то надо. Вот и решил цыган верст за двадцать от дома отъехать да счастья попытать. Жену дома оставил, а сам отправился в путь.
Едет он, едет, горькую думу думает: «Как же мы дальше жить будем? Ничего-то у нас нет, ни денег, ни шатра, последняя лошадь еле дышит, да и цыгане к себе не пускают». И вдруг видит он: на лужайке лошади пасутся, а рядом никого нет. «Дай, – думает, – счастья попытаю да лошадку заберу, глядишь, поменяю потом с барышом! На зиму денег хватит».
Сказано – сделано. Стал он подкрадываться к лошадям, и только хотел схватить самого красивого коня, откуда ни возьмись, пастух с ружьем. Пальнул пастух в цыгана и наповал убил его.
Как узнала цыганка, что мужа ее убили, едва жизни не лишилась от горя. Похоронила она его, отрезала свои косы и в гроб к нему положила, а сама и говорит:
– Не печалься, родной ты мой, скоро я к тебе приду!
Каждый день ходила она на могилу мужа, плакала, причитала. Однако не век горе мыкать, и в один прекрасный день перестала она ходить на кладбище.
В тот же день собралась цыганка ложиться спать в своей нищенской избенке. Взглянула она в окно и видит: тень по двору движется, а потом шаги в сенях. Открывается дверь, и на пороге ее муж появляется, такой же молодой и красивый, как прежде.
Затопил он печку, самовар поставил. Попили они чаю и спать ложатся. А наутро просыпается она – снова нет его! С той поры так и повелось: ровно без пяти двенадцать приходил к ней ее муж, а она уже ждала его. Самовар кипел, печка топилась, как обычно.
С некоторых пор заметили соседки, что нищая цыганка, живущая на окраине деревни, совсем с лица спадать стала.
– Что с тобой случилось?
Ты скоро в тень превратишься! – говорили бабы.
– По мужу небось горюешь? Нельзя же тосковать так долго!
– Не могу я, – отвечает цыганка, – мужа своего забыть. Каждый день я его вижу перед собой, а как ночь наступает, он сам является! Мы с ним чай пьем, разговариваем, ласкает и любит он меня, как прежде.
– Господи, неужто он к тебе ходит? Так он тебя доведет до того, что ты на тот свет отправишься...Может, тебя к монахине отвести? Она – мудрая женщина, все знает и посоветует, как тебе быть.
– Не хочу я ничего, оставьте меня в покое. Но не унимались соседки и силком потащили цыганку к старухе.
А та ей и говорит:
– Не иначе как твой муж в нечистую силу превратился. Да не печалься, я помогу тебе от нечистой силы избавиться. Ты нарисуй крестики над дверью. Не посмеет нечистая сила через крест переступить.
– Что ты, старая, – испугалась цыганка, – не могу я этого сделать. Как я могу от своего мужа откреститься?
Ведь если он перестанет ходить ко мне, я от тоски умру.
Сказала так цыганка и ушла, а соседка тайком от нее взяла кусок угля и расставила кресты на всех дверях дома цыганки.
Наступает вечер. Уже и полночь миновала, а цыгана все нет и нет. Сидит цыганка, ждет мужа. Самовар уже почти выкипел, печь прогорела. И вдруг словно камень в окно ударил. Разлетелось окно вдребезги, и показалось лицо цыгана, в злобе перекошенное: из глаз искры летят, Волосы дыбом торчат.
– Хорошо же ты мужа встречаешь, жена любимая! Спасибо тебе, не ожидал, – а сам в окно вскочил и В дом вошел. – Собирайся!
Испугалась цыганка. Поняла она, что если уйдет сейчас с ним, то обратно уже не вернется.
– Подожди, дорогой мой, муж мой любезный. Я уже и баню растопила, позволь мне помыться! Я быстро. Мигом управлюсь.
Нахмурился цыган, но не стал перечить. Помылась цыганка и стала вещи свои нехитрые собирать да одеваться потихоньку. Целую кучу вещей на себя надела, а потом открыла сундучок, где у нее украшения хранились, и начала бусы да серьги примерять.
– Что ты там возишься? Поторопись, нам уже ехать надо.
– Сейчас, милый, дай только матушкины бусы надену, очень уж дороги они мне.
– А для чего столько кофточек на себя надела?
– Холодно на дворе, вон какой ветер!
– Не бойся, я тебя согрею! В моем доме очень тепло.
Долго ли, коротко ли, вышли они па улицу. А на дворе настоящая буря: ветер в ушах свистит, деревья гнутся до земли, последние листья во все стороны летят. Черные тучи закрыли луну, темно так, что хоть глаз выколи.
Вышли они на дорогу. Видит цыганка, стоит пара лошадей, запряженных в повозку, да таких необыкновенных, что в жизни она не видывала: шерсть огнем горит, из глаз искры летят.
Сели они в повозку. Свистнул цыган, и рванули кони вскачь.
Показалась луна из-за туч, и тут заметила цыганка, что кони не по земле, а по воздуху летят, а муж сидит впереди и песни поет:
Месяц на небе светится,
А мертвый с девицей мчится!
Едут дальше. У цыганки аж дух захватывает. Страшно ей, а цыган все поет и поет:
Месяц на небе светится,
А мертвый с девицей мчится!
Наконец останавливает цыган лошадей у самых ворот кладбища. Снова свистнул – и сгинули кони. Идут цыган с цыганкой среди крестов и приходят к вырытой могиле. Прыгает цыган в яму и кричит:
– Иди сюда скорее, бросай свою одежду и прыгай сама!
«Не иначе как смерть моя пришла», – подумала цыганка, но тут же сообразила и стала медленно-медленно снимать с себя по одной одежке и подавать мужу. Один платок снимет – подаст, потом второй, одну кофточку снимет, потом вторую. И все потихонечку, потихонечку...
– Что ты там копаешься? – кричит цыган из ямы. – Нам торопиться надо!
А тут у цыганки бусы с шеи слетели. Разорвала она нитку незаметно, и рассыпались бусы по земле.
– Ой, – кричит, – муж мой дорогой, не могу я к тебе без материнского подарка идти!
Стала она бусы собирать: поднимет бусинку – мужу подаст. Пока все бусы до одной не собрала, не успокоилась. А тут и утренняя заря заниматься начала, самый краешек леса посветлел.
– Прыгай ко мне! – закричал цыган.
– Сейчас, только сережки тебе отдам...
Кинула она в могилу одну сережку, собралась вторую снимать, а цыган к ней уже руки протягивает, схватить хочет. Отпрянула цыганка назад, и в эту минуту третьи петухи пропели. Заскрежетал зубами цыган, застонал, вскрикнул дико и упал ничком в яму. Захлопнулась крышка гроба, слетела на нее земля, и холм могильный образовался. Упала цыганка замертво на землю.
Сколько она так пролежала – ничего не помнит, а когда очнулась, видит: нет на ней ничего, а в кулаке сережка зажата. Посмотрела цыганка на могилу, испугалась и в церковь побежала кладбищенскую. Залезла на колокольню и принялась во все колокола звонить. Прибежали люди, пришел батюшка-поп. Видят: цыганка голая на колокольню забралась и звонит. Кричит батюшка:
– Крещеная да благословленная, явись! Некрещеная да неблагословленная, сгинь!
– Батюшка, – кричит цыганка, – крещеная и благословленная, да выйти на люди не могу, одежды никакой на мне нет.
Принесли цыганке одежду, спустилась она вниз. Причастил ее батюшка, и она постепенно обо всем рассказала.
Подивился народ такому рассказу. Повела цыганка людей к мужу на могилу.
Разрыли землю, глядят, а там цыган лицом вниз лежит, а вокруг него одежда жены, вся разорванная да помятая, и бусы тут же расколотые. Велел поп в могилу кол осиновый вбить. Так люди и сделали. С той поры больше цыган не являлся.
Источник: Сколько она так пролежала – ничего не помнит, а когда очнулась, видит: нет на ней ничего, а в кулаке сережка зажата. Посмотрела цыганка на могилу, испугалась и в церковь побежала кладбищенскую. Залезла на колокольню и принялась во все колокола звонить. Прибежали люди, пришел батюшка-поп. Видят: цыганка голая на колокольню забралась и звонит. Кричит батюшка:
– Крещеная да благословленная, явись! Некрещеная да неблагословленная, сгинь!
– Батюшка, – кричит цыганка, – крещеная и благословленная, да выйти на люди не могу, одежды никакой на мне нет.
Принесли цыганке одежду, спустилась она вниз. Причастил ее батюшка, и она постепенно обо всем рассказала.
Подивился народ такому рассказу. Повела цыганка людей к мужу на могилу.
Разрыли землю, глядят, а там цыган лицом вниз лежит, а вокруг него одежда жены, вся разорванная да помятая, и бусы тут же расколотые. Велел поп в могилу кол осиновый вбить. Так люди и сделали. С той поры больше цыган не являлся.
Источник: Сколько она так пролежала – ничего не помнит, а когда очнулась, видит: нет на ней ничего, а в кулаке сережка зажата. Посмотрела цыганка на могилу, испугалась и в церковь побежала кладбищенскую. Залезла на колокольню и принялась во все колокола звонить. Прибежали люди, пришел батюшка-поп. Видят: цыганка голая на колокольню забралась и звонит. Кричит батюшка:
– Крещеная да благословленная, явись! Некрещеная да неблагословленная, сгинь!
– Батюшка, – кричит цыганка, – крещеная и благословленная, да выйти на люди не могу, одежды никакой на мне нет.
Принесли цыганке одежду, спустилась она вниз. Причастил ее батюшка, и она постепенно обо всем рассказала.
Подивился народ такому рассказу. Повела цыганка людей к мужу на могилу.
Разрыли землю, глядят, а там цыган лицом вниз лежит, а вокруг него одежда жены, вся разорванная да помятая, и бусы тут же расколотые. Велел поп в могилу кол осиновый вбить. Так люди и сделали. С той поры больше цыган не являлся.
Из сети.